Птица Грач

 История Итлора.

Плен.

Удар, удар, еще один… Достал-таки, мразь! Ну ничего, ничего, он недолго радовался. Меч вот придется в левую руку перебросить, ну да ничего, с этих тварей и левой хватит, не так уж много их осталось. Сейчас, сейчас мы их добьем и догоним остальных, они уже в безопасности, сейчас… Но тут их накрыло. Тьмой, силой, страхом… Наверное, в Форменосе было так же – последняя мысль, прежде чем выпал из руки меч и темнота затопила сознание.

Задело его сильнее, чем показалось вначале, и дальнейшее Итлор помнил как в тумане. Не помнил, как выглядел этот… Гортхауэр – выглядел, наверное, как-то, да вот ощущения от него с внешностью никак не были связаны, ни одно зрелище не может внушить такого ужаса и омерзения одновременно… Кусок Тьмы, и все. Кусок Тьмы, который еще и допрашивает…
А как это, оказывается, здорово – не знать то, о чем тебя спрашивает Враг. Не знать и быть четко уверенным – он не получит от тебя то, что хочет. Не потому, что ты такой уж несгибаемый – свои пределы никому не ведомы, пока не испытаешь, - а потому, что не знаешь. Не знаю я, куда наши дальше пойдут, не знаю я, где Нарготронд, не был там никогда и, видимо, уже никогда не буду. Не знаю – а значит, могу рассмеяться тебе в лицо, или что там у тебя вместо, рассмеяться… Тоже наслаждение, между прочим. Да, потом смеяться расхочется, и довольно быстро, но пока есть силы – можно, и ничего ты от меня не услышишь, кроме смеха…

Саурон не стал тратить на него время: то ли понял, что бесполезно, то ли не так уж ему было нужно, то ли – скорее всего - было ему кого еще допрашивать… Так или иначе, когда Итлор пришел в себя, болело у него только раненое плечо… перевязанное и, судя по всему, умело…
- Эй, слышишь меня?
Обеспокоенный голос, родной голос и радость, охватившая в ответ – может, все, что было – просто сон, сон, морок, а на самом дел они отбились, отбились и догнали своих, отбились, а его просто опять подводит память о сражении? Но стоило открыть глаза, как радость перехлестнуло болью: вокруг были каменные стены, видимо, подземелье бывшего Минас-Тирита, а то, что рядом действительно сидел Сорве, означало лишь, что и он тоже…
- Ты тоже здесь?!
- А где ж мне еще быть? Сражались-то рядом… Мечом надо было хуже владеть, дружище, тогда бы нас, может, и успели убить… до того, как.
Сорве говорит серьезно, и он прав, абсолютно прав - куда лучше было бы лежать сейчас там, на траве, как Алвир, а не сидеть здесь и ждать, ждать неизвестно чего...
Что же делать теперь... Не вслух, но Сорве услышал, пожал плечами:
- Ты же жаловался, что нам давно не хватает времени сесть и поговорить спокойно? Вот и наговоримся...
И усмешка, теплая, будто и нет ничего...

Но разговаривать они не стали. В крепости, захваченной Врагом, и у стен есть уши, и то, что Враг знает о тебе, он использует против тебя. А помолчать вместе им всегда было о чем, и времени, мирного времени на это тоже давно не хватало...
Беспечальные годы Амана, улыбки родителей, детские споры; туманы Митрима, сквозь которые видно - яснее; пронизываемый всеми ветрами Хитлум, Химринг, холодный и неприступный; мягкий Аглон, ставший домом - и лесов, и мастерских - вдосталь; сосновый Дортонион, куда Сорве ездил по малейшему поводу и без оного, а Итлор так ни разу и не выбрался... И Иллиэль, синдэ из Дортониона, юная, застенчивая, далекая от войны и Рока... Были, были в Аглоне девы краше, но именно в нее без памяти влюбился веселый охотник и три года ухаживал за ней, прежде чем она решилась оставить родных и уехать с ним... Тихая, почти незаметная на собственной свадьбе, где Итлор впервые увидел её, но Сорве возле жены словно светился... Светился, а совсем скоро - даже по людским меркам - скоро - пламя затопило Ард-Гален...
Про них не вспоминали; ни одна тварь не заходила проведать их, но... Но всё гуще становилась темнота в подземелье, всё жёстче воздух, всё сильнее давил потолок - воля Саурона пронизывала некогда светлую крепость. До последней щёлочки - чувствовалось, как умирают камни в стенах. Всё труднее становилось дышать, всё тяжелее - слышать друг друга - даже сидя рядом, даже касаясь... Сорве, привыкший к лесам и просторам, не выдержал первым - и зазвучали голоса. Голосом ещё можно было бороться с этим.
- Интересно, - изучая, как сочится вода по стенам, - что задумывал здесь Финарато?
- Ты меня спрашиваешь?
- Но ты же был в этой крепости.
- Был, конечно. Но мне как-то в голову не приходило изучать здешние подземелья. Кто же знал, что пригодится...

Про них долго не вспоминали, должно быть, несколько лет; а потом вспомнили. Раздался жуткий топот, открылась дверь (вот где она была, оказывается), ввалились твари, шумя и ругаясь на малопонятном языке...
Броситься на них, ну и что - что голыми руками, ну и что - что умереть, но хоть одну захватить с собой...
Но силы уже не те, и твари Саурона не желают драться, просто отволокли с дороги, к стене - головой о камень...
Очнуться, открыть глаза, позвать, оглядеться - и понять, что ты остался один. Хочется закричать, но не выходит, а дверь открывается снова, и орки, не заходя, швыряют внутрь то, что еще совсем недавно было - эльда...
Но сердце бьется, значит - жив.

...А потом Сорве умирал. Мучительно и долго. Ран на нем то ли не было вовсе, то ли они были везде, Итлор не мог понять; пытался напоить его, а тот смотрел сквозь, не видя, не узнавая и не понимая, и все силился что-то произнести...
- Иллиэль... Иллиэль, melde... Навсегда.
И словно ушли на эти слова остатки жизни. Итлор закрыл другу глаза и упал рядом, провалившись в черное забытье.
Наверное, орки приходили еще и забрали тело - Итлор уже не отдавал себе отчет в происходящем.

Осталось только одно - ждать. Ждать, пока боль, тьма и одиночество до конца поглотят разум. Или кому-нибудь из окрестных тварей снова станет скучно...

июль 2005