САНМЕРКОТ
Птица Грач
Марина и Ларкин.
Марина в который раз посмотрела на часы Ларкин вот-вот должен был приехать. Он уже чуть ли не год вообще не показывался в Цитадели, только записки короткие присылал. С комплиментами. С комплиментами, а ведунья жаждала новостей. (Как ни странно, Ларкин многое ей рассказывал и многое с ней обсуждал; она даже как-то спросила, почему он это делает. «Вы задаете правильные вопросы, эсса. А это иногда очень помогает.» Марина разозлилась и месяц с ним не разговаривала, но потом все вернулось на свои места.) И сейчас, нервно меряя шагами комнату, Марина старательно гнала от себя ощущение, что по самому Алмазу она соскучилась ничуть не меньше, чем по тому, что он мог рассказать
Наконец раздался стук в дверь; выждав несколько вдохов, Марина открыла и едва сумела скрыть разочарованную гримасу на пороге стоял Джастин.
- Простите, госпожа, - адъютант поклонился, - сегодня вечером в Цитадели состоится празднество и генерал просит вас сопровождать его. Он зайдет за вами через час, если вы не возражаете.
«Лилия!»
- В честь чего празднество?
Джастин пожал плечами. Ну да, конечно чтобы этот хлыщ сказал хоть слово сверх приказанного
- Хорошо, можешь сказать генералу через час я буду готова.
И Марина захлопнула дверь прежде, чем Джастин успел поклониться еще раз.
Приемные залы, как всегда, поражали воображение и как всегда, выглядели совершенно иначе, чем в прошлый раз. Неизменным оставалось только одно та реакция, которую вызывало появление Ларкина. Вокруг менялись люди, но почему-то никак не выражения их лиц.
Окруженные всеобщим вниманием, Марина и Алмаз прошли вглубь; возле столика с десертами он выпустил ее руку:
- Боюсь, что вынужден ненадолго вас покинуть, эсса. Надеюсь, вам не дадут скучать, а я постараюсь вернуться как можно скорее.
- Конечно, милорд с улыбки Марины можно было мёд пить. Правила игры, будь они неладны!
Ларкин мгновенно словно бы растворился, Марина осталась под опекой (или под конвоем, это как посмотреть) Джастина и парочки адъютантов помельче.
Вообще-то Марина очень ценила те дни, когда Ларкин брал ее с собой на приемы и вечера в конце концов, это была единственная возможность снова окунуться в жизнь, пусть даже в качестве всего лишь его женщины. Но сегодня Толком поговорить с Ларкином им так и не удалось а значит, о том, чем жила империя последний год, Марина по-прежнему имела очень смутное представление. Почти незнакомые лица, обрывки разговоров, из которых ничего нельзя было понять - Марина медленно закипала, вежливо улыбаясь в ответ на приветствия.
Ларкин, однако, вернулся прежде, чем Марина успела придумать достойную каверзу (не для него, так хоть для своих сопровождающих).
- Оказывается, мы пришли слишком рано. Я думаю пойти прогуляться. Составите мне компанию, эсса?
Марине из чистого упрямства захотелось сказать «нет», тем более, вряд ли он собирался говорить с ней о политике, но Лучше уж молчать рядом с ним, чем здесь улыбаться.
- С большим удовольствием, милорд.
На галерее их нагнал слуга, принесший теплый меховой плащ; Ларкин накинул его ей на плечи.
- Зачем? недоуменно спросила она.
- Надень, - голос звучал как-то устало. На Корде холодно.
- А мы идем на Корд? уточнила Марина.
- Да. Ты что-то имеешь против?
- Мне все равно.
- Хорошо. Тогда сейчас налево.
На этом разговор закончился. (На ты в отсутствие посторонних они перешли в свое время довольно быстро этикет все же надоедает. Конечно, гадости, облачённые в безукоризненную форму изысканной вежливости, говорить интереснее, но Уж в этом искусстве они точно не уступали друг другу, в чем и убедились еще задолго до того решающего вечера.)
На Корде действительно было холодно, да еще и ветер едва не сбивал с ног. Марина как следует запахнула плащ, посмотрела на Ларкина, стоявшего чуть впереди и содрогнулась. Она знала, из какого тончайшего шелка были его туники а поверх он по торжественным случаям давно ничего не носил
«Корни Лилии! Когда же ты наконец запомнишь, что он не человек!»
А между тем - вот подойти, за руку взять и нормальная рука, тёплая. И объятия жаркие. Во всех смыслах. А приглядишься внимательно на нем снег не тает
Ларкин, казалось, позабыл о ней, увлеченный своими мыслями; но Марине быстро надоело стоять и мерзнуть, размышляя о загадочной природе Алмаза. Зачем-то же он позвал её сюда!
- Тебе здесь нравится? На Корде?
Ларкин повернулся к ней у него на ладони красовалась башенка из снежинок. Выдохнул аккуратно и они разлетелись, на миг создав словно бы завесу между ними.
- Здесь хорошо. Снег, ветер Почти как дома.
Марина не сразу и поняла, что домом он называет Нордиан. Все еще Нордиан, хотя столько лет прошло
- Ты давно там не был?
- Лет пять, наверное Вроде бы недолго.
Лилия и все ее лепестки! Неужели тоска в голосе? Быть этого не может
- А какой он, Нордиан?
Расспросить Ларкина о его родине Марина уже не раз пыталась, но раньше он всегда отмалчивался или переводил разговор на другую тему
- Нордиан Снежный. Сверкающий. Ледяной. Звездный. Таинственный. Строгий. Я не поэт, чтобы о нем рассказывать.
- Значит, он похож на тебя.
- Нордиан часть меня. Моё сердце, - он поднял лицо навстречу летящему снегу.
«Лилия! А ведь он не лжет и не рисуется.» Даже если сердце изо льда, без него, наверное, жить тяжело
- Но почему тогда ты не остался в Нордиане?
- В Цитадели можно достичь большего.
И как-то настолько заученно прозвучал его ответ, что Марина не удержалась и спросила:
- А оно тебе нужно, это большее?
Ларкин промолчал, а Марину вдруг кольнуло понимание. Да, норд по-прежнему оставался неприступен для умений ведуньи, но иногда после стольких лет, проведенных вместе в его броне появлялись трещины. Как сейчас. И не услышанное, но понятое впервые по-настоящему взбесило Марину.
- Тогда зачем?! Ради чего?! Зачем ты остался в Цитадели, зачем плел интриги в лучших традициях, зачем мне не дал добиться своего? Зачем, если все это тебе на самом деле не нужно? Если тебе ничего не нужно, кроме твоего несчастного Нордиана, а он у тебя есть?
- У меня его нет.
- Что?
- У меня его нет. Полукровка не может править Белым Городом.
- Не понимаю. О чём ты?
- Я был молод. Молод и глуп, когда спорил со старейшинами, когда считал венец своим по праву, когда верил в моих силах оставить пророчество Линойи всего лишь словами Я был молод и глуп.
- Но ты действительно спас Нордиан, разве нет? Если бы не ты, войска Цитадели, скорее всего, уничтожили бы его.
- Да. Спас. Народ ликовал, уцелевшие лорды меня на руках носили, никто из старейшин слова поперек не сказал обряд провели честь по чести Да только дело не в народе, не в лордах и даже не в старейшинах.
- А в чём? чем больше ответов удастся получить, раз уж он разговорился, тем лучше. И не важно, чем ей потом отольется его нынешняя откровенность.
- В том, что сам Нордиан настоящий, истинный Нордиан никогда не примет Короля-полусмертного. Мне понадобилось короноваться, чтобы понять это.
Когда долгожданная, выстраданная победа, к которой так долго шел, в миг наивысшего триумфа вдруг превращается в поражение О, Марина хорошо знала, что это такое! То утро в спальне Ларкина ей не забыть никогда Но она продолжала бороться, и у нее оставалась пусть призрачная, но надежда отыграться, а он Каково это понять, что твоя война проиграна с самого начала, что твоя цель всегда была лишь миражом?
- Нам пора, - Ларкин вновь смотрел на нее. Никакой тоски или боли та же привычная полуусмешка. Скоро открытие бала, нас, должно быть, уже ждут.
И он подал ей руку.
Вновь тот же ироничный, безупречный, неуязвимый. Очень опасный противник. Твёрдо намерен рано или поздно получить то, чего хочет кресло по правую руку Санмеркота. И никому не позволит встать у него на пути.
«Ну нет, дорогой. Ты, может, и ледяной, но, оказывается, все-таки не железный. И это хорошо »
апрель 2005